Олег Резник: При жизни надо понимать, что после смерти можешь помочь живым

Россия, страна, в которой еще в 1933 году впервые в мире пересадили почку погибшего человека - живому, сегодня по числу операций по трансплантации органов отстает не только от Запада, но и от стран Ближнего Востока, Ирана, Турции и других. Почему так происходит, OK-inform узнал у ведущего петербургского эксперта в этом вопросе, руководителя Центра органного донорства петербургского Научно-исследовательского института скорой помощи имени И. И. Джанелидзе, доктора медицинских наук, профессора Олега Резника.

«Донорство по значимости равносильно службе скорой помощи»

- Трансплантология - самый сложный вид медицинской деятельности, потому что это не только хирургия и иммунология. Она затрагивает социальные, этические, организационные, правовые вопросы и напрямую зависит от отношения обычных людей и медицинского сообщества, - говорит Олег Резник.

Трансплантацией органов занимается довольно узкий круг специалистов федеральных учреждений.

Во всем мире число людей, для которых пересадка донорского органа - единственный шанс выжить, - значительно превышает количество этих самых донорских органов. А в Петербурге и вообще  в России эта проблема стоит особенно остро, потому что система трансплантологии у нас недостаточно развита.

Парадокс в том, что трансплантацией органов занимается довольно узкий круг специалистов федеральных учреждений, а получение донорских органов происходит в обычных стационарах экстренной помощи.

- Из-за отсутствия федеральной системы донорства с единым механизмом финансирования трансплантационной координации, реализовать донорские программы в обычных стационарах довольно трудно, - объясняет Олег Резник. - А в представленном весной на обсуждение общественности законопроекте «О донорстве органов, частей органов человека и их трансплантации», который в 2015 году должен прийти на смену закону «О трансплантации органов и/или тканей человека» 1992 года и призван решить имеющиеся проблемы, есть положительные моменты, защищающие права личности, но не прописан механизм функционирования системы донорства по всей стране. Также законопроект не определяет круг лиц, отвечающих за организацию донорства. Ничего не говорится в нем и об ответственности за невыполнение донорских программ, не определены финансовые механизмы возмещения затрат стационаров при выполнении работ по донорству.

Первичная нагрузка возложена на персонал больницы, в которой погиб пациент.

Профессор Резник говорит, что при трансплантации используется несколько медицинских учреждений. Как ни странно, хирурги-трансплантологи осуществляют вторичную работу, а первичная нагрузка возложена на персонал больницы, в которой погиб пациент. При этом все, что касается непосредственно трансплантологии, хорошо финансируется из федерального бюджета как высокотехнологичная медицина, а источники финансирования обычных стационаров за организацию и обеспечение донорских программ не определены.

- Это не так просто, как может показаться на первый взгляд: умер человек, получили донорские органы, - объясняет эксперт. - Необходимо сохранять и поддерживать жизнедеятельность органов у умершего человека до тех пор, пока проводится диагностика «смерти мозга», исследуется инфекционный статус донора, получается разрешение администрации, судебно-медицинского эксперта и прокуратуры. Пока органы не будут эксплантированы для пересадки, может пройти довольно много времени. А в больницах, помимо умершего потенциального донора, есть много живых пациентов, нуждающихся в экстренной помощи. И врачи занимаются живыми, а не мертвыми, поскольку отдельных специалистов по вопросам донорства органов в штатном расписании стационаров нет. В итоге, в большинстве случаев донорские органы становятся непригодными для пересадки, потому что погибают вместе с человеком. Да и участие в донорских программах с момента гибели пациента для больниц дело затратное.

Врачи занимаются живыми, а не мертвыми, поскольку отдельных специалистов по вопросам донорства органов в штатном расписании стационаров нет.

Олег Николаевич считает, что в законопроекте следовало бы прописать экономические механизмы поддержки стационаров по организации донорства, учета умерших, работы с родственниками, назначении координаторов. Необходимо отразить донорство органов как неотъемлемую часть всей системы здравоохранения, подобно тому, как у нас общественностью воспринимается служба скорой помощи.

«Реаниматолог, который боролся за жизнь умершего, не может спрашивать его родственников о посмертном донорстве»

Врачебное сообщество ожидало от нового закона доступности трансплантаций для населения, выражающейся в наличии эффективной разветвленной донорской службы. Но разработчики закона увидели проблему в другом: в нарушении прав потенциальных доноров.

- Авторы законопроекта хотели исключить возможность злоупотреблений в трансплантологии и не допустить нарушений прав живых и умерших, - считает Олег Николаевич. - Главным недостатком предыдущего закона многие считали возможность осуществления эксплантации органов у умершего в экстренных условиях без обязательного получения согласия родственников на эту посмертную процедуру. В новой редакции ее интерпретировали таким образом, что она по своей сути приблизилась к презумпции испрошенного согласия.

Проще было бы ввести регистр несогласных на донорство.

Законопроект предусматривает создание единого регистра, в котором будет содержаться информация о гражданах, не возражающих против посмертного донорства. А если сведений в этом регистре не окажется, то предполагается, что после извещения о смерти человека решать его посмертную судьбу, то есть судьбу тела, будут его родственники. Если в течение двух часов они не откажутся от донорства, то этого будет достаточно, чтобы погибшего считать донором органов.

Олег Резник считает, что проще было бы ввести регистр несогласных на донорство, как это сделано в Белоруссии и Латвии. Если человек принципиален в этом вопросе, он при жизни регистрируется в регистре несогласных. Если же в целом человек доверяет системе здравоохранения и альтруистически подходит к посмертной судьбе своих органов, то регистр доноров для него не актуален.

Работа же с родственниками в нынешних условиях проблематична. По словам врача, проблема в том, что если вводить презумпцию испрошенного согласия, то необходимо найти людей, ответственных за проведение бесед с родственниками. Реаниматолог, который боролся за жизнь умершего человека, не может осуществлять такой запрос. Люди могут усомниться, добросовестно ли он спасал своего пациента или изначально рассматривал его, как донора органов. Это недоверие к отечественной медицине, подогреваемое негативными сообщениями в СМИ, не имеет под собой оснований, говорит Олег Резник. Имитировать смерть мозга невозможно, решение принимается коллегиально.

Каждый второй медработник реанимаций согласился бы стать посмертным донором.

При этом согласно проведенному в Петербурге исследованию, каждый второй медработник реанимаций согласился бы стать посмертным донором, то есть люди видят, что за жизни попавших в реанимацию людей борются добросовестно.

- В странах с развитой системой пересадки органов в каждом госпитале есть специалисты, отвечающие только за организацию донорства органов, - говорит Олег Николаевич. - Они подготовлены и для бесед с людьми, только что потерявшими близкого человека.

«Тех, кто не дождался донорских органов, не показывают по телевизору»

Недоверие к трансплантации во многом определяется незнанием основных ее аспектов. Журналисты часто делают акцент на возможных нарушениях, хотя реальных свидетельств о криминальных операциях в России нет.

Удивлять публику фактом удачной высокотехнологичной операции не вполне этично, потому что есть умерший человек, благодаря которому спасли другого.

- В лучшем случае журналисты теперь рассказывают об успешных операциях, что, по моему мнению, тоже не совсем правильно, - говорит Олег Резник. - Удивлять публику фактом удачной высокотехнологичной операции не вполне этично, потому что есть умерший человек, благодаря которому спасли другого. Удивлять сегодня должна повторяемость таких операций. Иначе за пределами внимания аудитории остается «молчаливое меньшинство» пациентов, нуждающихся в аналогичных операциях, но вынужденных умирать, так и не дождавшись донорского органа. Их не показывают по телевизору. Эти люди знают, что современная медицина могла бы их спасти, но при этом понимают, что пока законы не повернутся лицом к ним, они обречены. Говоря о трансплантации, журналисты молчат о том, откуда возникают органы для безнадежно больных людей. И это наносит определенный ущерб развитию трансплантологии, потому что еще при жизни люди должны понимать, что после своей смерти могут помочь живым. По этому поводу я говорю, что донорство органов - это стыдливый пасынок здравоохранения.

Вопреки расхожим мнениям, организовать нелегальную пересадку органов технологически непросто. Необходимо, чтобы донорский орган совпадал по фенотипическим характеристикам с организмом реципиента. То есть нужна хорошая система иммунологического подбора. Должно быть высококлассное оборудование, потому что органы - это не просто какая-то часть плоти, их нужно получить в анатомической сохранности и в рабочем состоянии.

Кроме того, реципиент пожизненно должен наблюдаться врачом и получать дорогие лекарства из системы государственного обеспечения. Прийти в обычную клинику и сказать, что у тебя непонятно откуда взялся новый орган, никто не может. Ни у нас, ни за рубежом. К примеру, в Испании, лидирующей в мире по количеству пересадок, если человек не может объяснить происхождения своего донорского органа, его могут посадить в тюрьму.

- Так что с точки зрения целесообразности воспроизведения технологий и затрат, существование «черного рынка» пересадки органов проблематично, - объясняет Олег Резник. - Лучше бы людям о значении посмертного донорства рассказывали, о возможности подарить жизнь другим после себя. А пока многие боятся стать донорами, потому что не думают о своей смерти, но, случись что, люди не боятся стать реципиентами. Хотя доступность донорского органа завтра зависит от нашего отношения к донорству сегодня.

Кстати, в той же Испании работает развитая трансплантационная сеть и донорская служба. В каждом стационаре есть человек, отвечающий за донорство органов от умерших пациентов. Помимо этого, государство оплачивает социальную рекламу такого донорства. Она проводится и через искусство. Например, в фильме Педро Альмодовара «Все о моей матери» главная героиня работает в Центре трансплантологии и общается с родственниками умерших.

«Донорство органов может быть только бесплатным»

Согласно обсуждаемому законопроекту об органном донорстве, пересадка органов в России возможна только от умершего человека и от живых родственников. Для супругов такая возможность не предусмотрена, чтобы избежать злоупотреблений с помощью фиктивных браков.

В странах, где количество трансплантологических операций в разы превышает то, что делается у нас, не только супругам разрешают быть донорами, но предусматривают перекрестные пересадки - это когда у супругов разные группы крови и они находят пару, тоже нуждающуюся в пересадке, с подходящими им иммуногенетическими характеристиками.

Репутационные риски детского донорства превышают возможную пользу от его внедрения.

Кроме того, в законопроекте большое внимание уделено вопросу трансплантации органов погибших детей. В этом случае действует презумпция испрошенного согласия, когда без согласия родителей донорство от погибшего ребенка невозможно.

- Наверняка многие коллеги со мной не согласятся, но мне кажется, что репутационные риски детского донорства превышают возможную пользу от его внедрения, - утверждает Олег Николаевич. - У нас не так много маленьких пациентов, нуждающихся в трансплантации органов. Детские органы, получаемые от погибших детей, не всегда полноценны в функциональном отношении. А взрослые органы можно пересаживать детям, найдя доноров небольшого роста. Но для этого, повторюсь, нужна эффективная федеральная система донорства.

Что касается купли-продажи человеческих органов, то Олег Резник комментирует существующий за рубежом и осуждаемый ведущими мировыми трансплантологами «трансплантационный туризм». Это когда осуществляется коммерческая сделка по пересадке почки от бедного жителя Пакистана, Малайзии или Филиппин к состоятельным гражданам Израиля, США и других стран «золотого миллиарда».

Человек может продать только то, что создал своим трудом. Органы нам даны от Бога.

- Эксперты с мировыми именами борются с коммерческим донорством, - говорит эксперт. - Прямой расчет между учреждением, живым донором и реципиентом представляет угрозу существованию трансплантации. Профессор-антрополог из США Нэнси Шеппард провела исследование различных аспектов пересадок органов, осуществляющихся в рамках такого «туризма». Для пакистанского крестьянина деньги, полученные от продажи почки, кажутся заоблачными, на 2000 долларов он может купить цветной телевизор, холодильник, мешок риса и что-то еще. А для американца или европейца эта сумма несущественна. И это скрытое принуждение бедных богатыми через искушение соблазном. В нашей стране введен мораторий на операции по пересадке органов иностранцам. Мне это кажется абсолютно правильным. Донорство органов может быть только бесплатным. Трансплантация органов должна адресоваться ко всему, что нас объединяет, к конечности нашей судьбы, к желанию выстоять в схватке с неизлечимыми болезнями, к бескорыстию. Человек может продать только то, что создал своим трудом. Органы нам даны от Бога. И когда по Его воле органы станут нам не нужны, необходимо, чтобы они могли спасти того, кто еще нужен на земле.