Русско-японская война: роль Петербурга. Часть 1

События, связанные с войной на Дальнем Востоке всколыхнули (и не раз) общественное мнение в Петербурге, подтолкнули развитие революционных событий. А трагедия Цусимского боя и подавно была напрямую связана с Петербургом, ведь сражалась в нем эскадра Балтийского флота.

В центре нашего города есть очень приметный и необычный памятник морякам, участвовавшим в войне 1904 - 1905 годов. Когда в обсуждении с редактором возникла идея рассказать читателям о Петербурге времен Русско-японской войны, автору казалось, что достаточно будет сделать небольшой обзор. Но тема оказалось настолько объемной, что мы планируем опубликовать целую серию статей. Начнем с ожидания войны и ее первых дней, а также связанного с ними патриотического подъема в тогдашней столице империи.

Противоречия на Дальнем Востоке копились долгое время, и первые сообщения о возможной войне относятся к началу XX века. Так в 1903 году одна из петербургских газет перепечатала отзыв из английской газеты: Daily News позаимствовала из Spectator'а далеко не лестную оценку сухопутных сил Японии, сделанную министром Норменом, армейским кавалеристом, проведшим несколько лет в качестве преподавателя в военных школах Японии. При общей безупречной организации армии и хорошей подготовке офицеров, последние мало-де сообразительны и лишены всякого духа инициативы. Именно на основе таких публикаций начала складываться в общественном мнении мысль о несостоятельности военных сил Японии.

Один из корреспондентов писал о росте противоречий: «Мы присутствуем при выдающемся мировом зрелище чудовищного столкновения духовной культуры христианства белой расы с духовной культурой язычества желтой расы. Не может быть сомнения, что белая раса должна победить...».

Также газеты успокаивали общественность рассказами о том, что и сама Япония (в которой перевооружение армии шло полным ходом) понимает нецелесообразность войны с Россией: «В Приамурском крае наряду с полной готовностью полное спокойствие. В руководящих сферах Японии начинает преобладать мнение о необходимости прийти с Россией к мирному соглашению, ибо благоприятный момент объявления войны упущен, силы России увеличиваются с каждым днем, шансы Японии на благоприятный исход войны уменьшаются».

Патриотический подъем стал заметен накануне объявления войны: «Телеграмма о перерыве дипломатических сношений между Японией и Россией произвела ... колоссальное впечатление.

<...>  Всюду бодрые лица, бодрые речи. 
- Ну, что ж! Война так война, коли они того хочут, - говорит мастеровой, бережно складывая заскорузлыми руками телеграмму и пряча ее в кошелек. - Все равно они нас не одолеют. 
- Где одолеть! - сочувственно подтверждает другой простолюдин. - Мы грудью станем. 
Старик вспоминает объявление в Москве войны 1877 - 1878 года. Молодежь слушает его, затаив дыхание. 
- А что японец страшнее турки? - спрашивает какой-то молодец в белом фартуке поверх нагольного полушубка. 
Вопрос остается без ответа. Никто не видел японцев, разве только на картинках. <...>»

Манифест об объявлении войны также был принят с невероятным подъемом:

«Сегодня в Мариинском театре, где с участием Шаляпина и Собинова шла “Русалка”, перед третьим актом произошла бурная патриотическая манифестация. Публика стала настоятельно требовать исполнения русского национального гимна, который и был исполнен оркестром, покрытый восторженными “ура” и требованиями повторения гимна.»

Некоторые картины, которые можно было наблюдать в столице в начале войны, были похожи на те, что разразятся в августе 1914 года с началом Первой мировой войны. Так, например, всенародные волеизъявления имели место на Дворцовой площади: «По случаю открытия военных действий на Дальнем Востоке, в Зимнем Дворце состоялся Высочайший выход. Во время обратного шествия кортежа неописуемый восторг охватил присутствовавших. Громовым раскатом раздалось русское “ура!”...

Сегодня около двух часов на Дворцовой площади можно было наблюдать давно не виданную картину проявления патриотизма. Несколько тысяч народа пели гимн. Крики “ура!” потрясали воздух. Необычайный подъем духа заметен в этой толпе. Россия исполнилась гневом...»

В одной из газет рассказывалось о двух господах, посетивших чайную, в которой работали японцы (статья пространная, и мы изложим ее кратко). Господа, войдя в чайную стали трясти прислуживающих японцев. Те кричали и звали на помощь. Господа же вполне успокоились увиденным и заявили: «Мы просто зашли посмотреть, узнать что за народ эти японцы. Жидковаты будут, нам таких по шесть на одну левую надобно». После чего купили по фунту чаю и удалились.

Одним из первых тревожных звонков стала гибель российских боевых кораблей: «Слух о гибели “Варяга” и “Корейца”, к несчастью, подтвердился. К Чемульпо подошла целая японская эскадра, и понятно, что один крейсер и небольшая канонерская лодка не могли бороться с такой эскадрой. Не могли... а все же боролись. Когда у “Варяга” была сбита мачта и получено серьезное повреждение в кормовой части - повреждение, вследствие которого начался пожар, “Варяг” отошел вместе с “Корейцем” на внутренний рейд.

Здесь наши моряки, верные своему старинному воинскому долгу, что “русские не сдаются”, взорвали “Корейца”, а “Варяг” - сгорел и затонул». Однако вся история подавалась в возвышенно-героических тонах. Подробно освещалась история возвращения пленных. Вскоре команды «Варяга» и «Корейца» прошли по Невскому проспекту торжественным парадом. 

Патриотические настроения отнюдь не спадали. Так, С.Ю. Витте отзывался о возможном исходе войны и о военачальниках в беседе с петербургским корреспондентом Berliner Tageblatt: «Все, что я могу сказать вам, это то, что мы  конце концов, победим японцев. Нам, возможно, придется пережить несколько тяжелых дней, но Куропаткин - стратег, не имеющий себе равного в Европе».

Конечно, искали и шпионов (что изрядным образом отразилось в русской литературе - сначала у Куприна, а потом и у Бориса Акунина). Daily Express писала, что во многих русских городах имеются японские шпионы. Всего шпионов, по вычислению газеты, 2 500, и все они исключительно - люди с высшим образованием. Газета, к сожалению, не объясняла, «к какой расе принадлежат эти господа - к желтой и белой». Насколько фантасмагорическая картина представляется: в России две с половиной тысячи шпионов, и уж либо японцы, либо образованные.

Разбирались и этическо-религиозные проблемы ведения войны. Так, иеромонах о. Михаил прочел 16 марта в Соляном городке две лекции о войне с христианской точки зрения и о вечном страхе человеческой души - совести. Настоящая война, как и былая борьба с монгольским нашествием, - «для России есть религиозный подвиг; Россия ополчилась на борьбу не только ради себя, но и в защиту христианской культуры Европы, которой панмонгольские идеи Японии грозят гнилостным разложением и застоем». Так конкуренция двух растущих держав, вылившаяся во взаимное убийство, получала и религиозное обоснование.

31 марта 1904 грянул гром, отголоски которого были слышны с самого начала войны.:

«ВСЕПОДДАННЕЙШАЯ ТЕЛЕГРАММА на имя Его Императорского Величества от 31-го марта: командира порта Артур контр-адмирала Григоровича

№1

Броненосец “Петропавловск” наскочил на мину, взорвался, опрокинулся. Наша эскадра под Золотой горой; японская приближается.

№2

Адмирал Макаров, по-видимому, погиб.

№3

Великий Князь Кирилл Владимирович спасен, легко ранен».

Об этих событиях мы расскажем подробнее в последующих публикациях «Общественного контроля».

При подготовке материала использовались статьи из петербургских газет, которые размещены на сайте Starosti.ru.