Фотографии, соединившие время

И, как в любом искусстве, в этом тоже появляются со временем новые течения и жанры. «Общественный контроль» побеседовал с основателем жанра фотореконструкции Сергеем Ларенковым и узнал, что фотограф думает об отношении к истории, памяти народа и сосуществовании прошлого и настоящего в изображениях.

Сергей - коренной житель Санкт-Петербурга, в повседневной жизни он - лоцман. Но «Википедия» знает его как основателя нового художественно-документалистского жанра «Фотореконструкция». А еще наш собеседник на протяжении всего разговора называет родной город Ленинградом. Нет, это не ошибка. Это отпечаток творческой деятельности, которая изо дня в день погружает моряка в досконально точную плоскость прошлого.

- Сергей, вы самого детства увлекались, фотографией и рисунком. Были ли у вас кумиры-фотографы или известные личности, которые оказали влияние на ваше творчество?

- Личности, которые мне очень многое дали, - это фотографы, работавшие в годы войны, военные фотокорреспонденты, которые, невзирая ни на что, донесли до нас правду тех дней. Много фамилий: Кудояров, Трахтенберг, Смирнов, Струнников. Их работами я пользуюсь по сей день.

- Вы помните, как появилась первая фотореконструкция?

- Начинал я не с военных фотографий, а с открыток нашего города. Тогда мне хотелось одновременно увидеть и показать город старый сквозь современный. Это было увлекательной игрой в машину времени. Так я разработал методику, которой пользуюсь до сих пор. Военная тематика, особенно блокада, стала более серьезным шагом в творческом развитии. Первая фотореконструкция, соединяющая мирное и военное времена, была сделана девять лет назад. Я решил подготовить серию фотографий к 65-летию освобождения города от блокады. Первая фотография - она, наверное, и есть самая сильная из тех, которые у меня получались. На ней мать с дочерью везут на санках кого-то из погибших членов семьи. Самый центр города - Невский проспект, Гостиный двор. В современном кадре рядом с ними идут тоже матери с детьми. На спинах у безмятежных школьников ранцы. Этот контраст поразил меня, поэтому я решил продолжить.

- Санкт-Петербург - город, в котором каждую семью задело войной. Когда люди смотрят на ваши работы, они видят там личную историю, судьбу города. А что видите вы?

- В моей семье все были в Ленинграде: обе бабушки работали на заводах. Одна - на Кировском, который был в четырех километрах от линии фронта, другая - на станции Сортировочная. Оба деда воевали совсем рядом с городом, в кольце блокады. Я вырос на их разговорах и рассказах. Сейчас уже никого не осталось в живых. Но ведь у бабушек и дедушек были друзья и товарищи, которые не пережили войну, которым некому было рассказать о своей истории. В фотографиях я пытаюсь донести до следующих поколений и тех, которые сейчас растут, что такое война. От этого никуда не денешься, это наша история, и я горжусь этим.

- Эти фотографии прямо пронзают человека, заставляют задуматься над тем, что было, что есть и как важно ценить то хрупкое равновесие, которое установилось в мире.

- Все верно. Мы часто ходим по улицам и довольно легкомысленно относимся к нашему городу, а если вдуматься и вспомнить, что происходило на этих улицах точно в такую же погоду много лет назад, можно ужаснуться. Я пытаюсь перенести людей туда с помощью фотореконструкции. Не только в блокаду, это самая суровая страница, но и в другие времена. Это и первая мировая война, и революция. Стены домов, которые нас окружают в центре города, сохранили в себе историю. Когда я делал работы в парковых ансамблях: в Петергофе, в Пушкине - оказалось, что старые дубы переносятся со старых фотографий на современные (в голосе слышится совсем детская радость), они почти не подросли, они такие же, для них семьдесят лет, что прошло после войны, небольшой период. Они все помнят. Это наши живые свидетели. Многие в шрамах. Они есть, они стоят, мы об этом не задумываемся.

- А следовало бы чаще… Вы связаны по своей работе с морской стихией. Вас вдохновляет ваша основная профессия?

- У нас очень много общего с теми моряками, которые работали раньше. Хотя, конечно, многое изменилось. Пришла новая техника. Но основные принципы того, как ходят корабли, те же. Я лоцман. Это человек, который заводит с моря разные суда и выводит их обратно в море. Знаете, кто был одним из самых первых лоцманов? Петр I. Есть множество письменных подтверждений того, что он лично заводил корабли. Наш коллега - и эта общность и преемственность обязывает ко многому.

- Что вы хотите сказать своими работами?

- Я часто выступаю для школьников, рассказываю им о войне на основании своих работ. Закрадывается мысль, что, если бы не было блокады, в классе было бы в два раза больше детей, у ребят было бы в два раза больше друзей. Их нет, потому что не родились их родители, бабушки, потому что погиб кто-то из их возможных прабабушек, прадедушек во время войны. Война унесла многое. На моих фотографиях есть дети, я хочу, чтобы школьники с уважением относились к тем немногим ветеранам, которые сейчас живы. Им столько пришлось пережить. Благодаря их стойкости и мужеству мы сохранили нашу прекрасную страну, наш город.

- Были ли когда-нибудь такое, что ветеран узнавал на фотографии себя, своих друзей и знакомых?

- Были случаи, но не в Ленинграде. Вероятность такого очень мала. Память покрылась какой-то патиной. Воспоминания запрятаны где-то в глубине душ стариков и старушек. Мои бабушка с дедушкой не любили рассказывать про войну. Слишком дорогой ценой далась им победа. Я очень сожалею, что сейчас их нет, а у меня столько вопросов накопилось. Уже никто не ответит. Я хочу, чтобы школьники побольше спрашивали своих родителей, бабушек, дедушек, узнавали своих героев. Иначе это исчезнет, скроется в истории за поколениями, через поколение, через два все будет забыто. Конечно, совсем не забудут, но… Ведь история каждой семьи составляет нашу общую историю.

- Среди ваших работ есть фотореконструкции, которые рассказывают об истории других стран. Есть ли у исторических фотографий язык или национальность?

- Раньше подобного никто не делал. Я отснял все города-герои, все города воинской славы, а потом освобожденные города Европы. Например, дома в московском районе Риги не изменились, будто бы их даже не красили с тех пор. Видно, где была колючая проволока, а где - надпись: «Подходить нельзя - расстреляют». Меня это потрясло. Сильная реакция была в Дрездене, моя выставка там стала толчком к созданию фотореконструкцию другими фотографами. Интересно было организовывать выставки во Франции и Китае. Поднебесная особенно близко приняла инсталляцию. Там ведь тоже прокатилась война и унесла 35 млн китайцев. Наиболее сильное впечатление у тех, кто через это прошел не так давно, допустим - в Сербии. Сербия очень хорошо все видит и понимает. Остальные похуже. Например, Америка - для них это все шоу. Работая над ленинградским проектом, я видел много тяжелых фотографий, которые просто не стал переснимать. Обезображенные люди глубоко запали в душу, и я ходил подавленный, будто бы сам там был. Недавно ездил в Берлин и переснял там 1945 год, как наши брали рейхстаг, ставили Знамя победы. Только тогда отпустило и стало намного легче.

- Что значит для вас сделать новую таймерографию?

- Каждая история связана с поиском мест. Есть места известные, открыточные, а есть просто фрагменты улицы, какие-то окна. Некоторые фотографии я запрятал глубоко в себя. Иногда взглядом натыкаюсь на какую-нибудь стену, делаю снимок - и оказывается, что он связывается со снимками военных лет. Таких фотографий у меня в голове много.

- Какая обратная связь для вас важнее всего?

- Наверное, от учителей. Потому что я пытаюсь им помочь. Они многое делают. И мне приятно, когда они помощь эту находят. Да и молодежь, старики наши, ветераны тоже важны, все важно.

- Молодежь часто относится к истории с пренебрежением. Да и не только молодежь. Достаточно вспомнить тот резонансный случай, когда глава МИД Польши заявил, что Освенцим освобождали украинцы, так как совершал это 1-й Украинский фронт. Почему, на ваш взгляд, происходит подобное?

- Ушло или уходит поколение, то поколение, которое пропустило все через себя, через свою жизнь. Уже нет цепенеющего страха перед войной, тем, что прошли старики. Молодежь воспринимает войну как какие-то картинки - на этой-то почве и можно все перебирать, додумывать, придумывать и глумиться над нашей историей. Я пытаюсь своими работами восстановить справедливость ради тех, кто отдал свою жизнь, чтобы принести победу. Надеюсь, у меня что-то получается. «Живой журнал» был достаточно популярен за границей, но наибольшее количество посетителей, на удивление, оказалось из США, где молодежь еще хуже знает мировую историю. Не все ведь так плохо относятся к истории, я знаю молодых ребят, которые едут в лес и неизвестных бойцов предают земле, а ведь действительно у нас под Ленинградом больше миллиона человек погибло, больше миллиона! Чтобы освободить наш город. Больше 100 тысяч лежат на уровне травы, присыпанные землей, каждый год их раскапывают поисковики - и делают это совершенно бескорыстно.

- «Википедия» небезосновательно окрестила вас основателем жанра «Фотореконструкция». Как вы относитесь к такому титулу?

- Да нормально. Я не стремлюсь к лаврам, мне этого не надо. Приятно, когда люди видят мои работы и вспоминают о тех, кто там изображен.

- Есть ли у вас цель, которую вам хочется достигнуть в творческом плане?

- У меня есть последователи по всему миру, вышел фильм о блокаде на основе фотографий. Сейчас делаю новый, но очень тяжело идет. Выпустил три книги. Главное, что удалось оставить какой-то след - мальчишкам, девчонкам что-то донести. Я думаю, нужно продолжать, хотя хочется что-то новое изобрести. Все остальное - пройденный этап. Но это сложно пока… Иногда ругаю себя, что слишком ленивый и мог бы намного большее сделать.

Фото из архива Сергея Ларенкова.