Общественным инициативам прописали долгий путь Общественным инициативам прописали долгий путь спецпроект
Санкт-Петербург погода в Петербурге
Доллар 92.26
Евро 99.71
Юань 1.27

На Дороге жизни нас должен был слушаться любой генерал…

 Все началось с красного полукруга, распространившего свет. Небо как будто распахнулось - северное сияние осветило многострадальную Ладогу. Пока длилось это небывалое зрелище, люди, повидавшие смерть, уставшие от войны, потеряли чувство реальности. Регулировщице Дороги жизни Вере Миловидовой (позже, по мужу, - Роговой) было тогда 23 года

Уже состоявшаяся к тому времени наступательная Синявинская операция (длилась с 19 августа по 10 октября 1942 года) войск Волховского и Ленинградского фронтов против 18-й немецкой армии группы армий «Север» не привела к ожидаемому результату - прорыву блокады Ленинграда, но приблизила его день.

Противник тогда не смог осуществить план захвата Ленинграда под кодовым наименованием «Северное сияние» (по-немецки - « Nordlicht» ). «Наше северное сияние оказалось сильнее», - комментирует в День Победы 2014 года этот факт 95-летняя Вера Ивановна.

Довоенные кружева

«Вот видите, сколько мне лет! Теперь только на нескольких снимках в альбоме я молодая, а ночью мне кажется, что могу ходить, а ведь когда-то я еще и танцевала», - говорит она, демонстрируя предвоенные снимки. На одном из них дата: 8 сентября 1941 года…

Вера Ивановна родилась 25 апреля 1919 года. Папа работал заместителем начальника треста хлебопечения в Ленинграде, мама - домохозяйка - ухаживала за детьми, шила одежду. Семья жила на Володарке, в ближнем пригороде, недалеко от Стрельны. У Веры было две сестры: старшая - Тамара и младшая - Галя. А брат умер в девятимесячном возрасте.

Детей воспитывали с любовью, но держали в строгости. Бить - не били, ставили в угол. «Только один раз мама решила меня отхлестать за то, что мы обменялись с мальчишкой письмами, - подробностей сейчас не скажу, но, видимо, признавались друг другу в любви. Маме случайно попался мой листок на глаза, и ей это решительно не понравилось. Надо сказать, что у нас была большая квартира - четыре комнаты, в просторной гостиной стоял рояль. Мама схватила нетоненькую веревку и, опасаясь её намерений, забравшись под рояль, я, в то время двенадцатилетняя, обхватила одну из его ножек руками. Наказание не состоялось», - вспоминает Вера Ивановна.

Училась Вера Миловидова хорошо, была отличницей. Но, когда отец заболел туберкулезом, и близкие поняли, что не выживет, Вере пришлось бросить восьмой класс и пойти в вечернюю школу, а параллельно - работать. Первое место работы - союз «Оптгалантерея» в Апраксином дворе. Две подружки тогда заканчивали школу торгового ученичества на улице Чехова, работали продавцами - и она решила аналогичным образом заработать.

«Папа, понимая, что уходит из жизни, а умер он в 1936 году, попросил меня: “Вера, не бросай маму и Галю”. Поэтому по вечерам я училась, а днем ходила на работу: сначала в Доме ленинградской торговли (ДЛТ) в кладовой, потом и в торговом отделе. Уставала, конечно, и погулять хотелось. Как-то сговорилась с подружкой, нам в то время было по семнадцать лет, прогулять занятия в вечерней школе, не ходили туда пару дней. Знаете, чем дело кончилось? Вызвал меня заведующий базой, я пришла, и… засада: у начальника сидел наш учитель! Больше школу не прогуливали. А еще работал у нас человек по фамилии Смирнов, который всегда улыбался, когда я говорила, что никогда и ни за что не буду всю жизнь продавщицей. Как-то, как многих тогда людей, его отправили на 101-й километр, но вскоре неожиданно реабилитировали. И однажды он появился со словами, что помнит, как я не хотела участи продавщицы, поэтому готов предложить нечто другое. Должность назвалась: “отборщица”. Я ответила “да”».

Но к тому моменту в ДЛТ Вера Миловидова отработала только год, а полагалось - два, поэтому пришлось пойти на хитрость.

«Вот и наплела начальнику - Ивану Осиповичу Кочневу - первое, что пришло в голову: мол, выхожу замуж, а мой муж - летчик, который живет в Луге... В тот момент не подумала, что там никаких аэродромов нет! Он подписал расчет. Позже перед ним извинялась». На оптовой базе «Союзоптгалантерея», которая обслуживала весь Советский Союз, служила товароведом по сбыту. Была специалистом по басонной галантерее (тесьма, лента, кружева - все это шло на отделку платья). «Тогда уже Прибалтика нашей стала, прибалты - народ воспитанный: иду я показывать товар, а пожилой клиент, который еле идет, меня под локоток ведет по открытым лестницам. Люди на оптовую базу приезжали разные - со всего Союза, закупали товар, а в Ленинграде он доставлялся в 12 магазинов “Галантерея”. Эта работа мне нравилась, да и торговый техникум тогда как-то между делом закончила», - рассказывает Вера Ивановна о своей предвоенной жизни.

«Девушки, война, война…»

22 июня 1941 года, в воскресенье, с утра мама, которая тогда хворала, попросила съездить на рынок, за клубникой. Дочь Вера отправилась на Кузнечный рынок. Но не доехала - на железнодорожном вокзале из круглой тарелки передали предупреждение о том, что вот-вот прозвучит важное сообщение. Люди застыли в ожидании. И услышали теперь известные каждому грамотному ребенку слова, что в шесть часов утра начали бомбить Киев. Девушка не пошла на рынок, вернулась домой, взяла противогаз (по словам Веры Ивановны, тогда в каждом доме висели противогазы - на каждого члена семьи), поехала на работу и с тех пор была на казарменном положении («днем работала, как обычно, а вечером шла на Подольскую улицу - туда, где базировалась дружина»). Таковы воспоминания первого дня войны.

«Военкоматы были забиты молодежью, все просились на фронт. Мы с подругами тоже пошли, а военком спросил: что вы умеете делать? Объяснили, что ворошиловские стрелки и к тому же у каждой ГТО. Он сказал как отрезал: “Этого мало. Армии пушечное мясо без надобности!”. К слову, стреляла я всегда хорошо. Почему-то в детстве, когда садились обедать, брала вилку или ложку и прицеливалась. Мама меня за это очень ругала… А в начале войны на меткость мою не посмотрели - на фронт не направили, послали в дружину перевязывать раненых», - улыбается Вера Ивановна.

Днем работали, вечером «дружинили». Но одно дело - перевязывать раненых, когда есть условия: стол, стул, человека можно раздеть. На фронте – по-другому. «Спросите меня, и честно скажу: ни одной красивой перевязки не получилось, - признается Вера Ивановна. - Потому как условия совсем иные. Человек ранен в живот, а бинты не очень широкие, нижняя рубашка на нем, - к животу, а поверх бинтуешь, чтобы отправить в санчасть».

На войне люди сходятся, как и в мирной жизни, но вот беда - расходятся куда чаще. Вспоминает Вера Ивановна в связи с этим соученика, который в мирное время учился в ее же школе классом младше: «Сейчас уж не помню, как его звали, служил со мной вместе в Кировской дивизии народного ополчения. Я-то была старше и мальчишек младше себя просто не видела, они мне не нравились. А он, как оказалось, был еще в школе в меня влюблен. Его ранили в живот. Накануне я его попросила, он пошел в штаб за широкими бинтами, как раз для перевязки животов. Принес, и так случилось, что перевязку мне пришлось делать ему. Помню, как горько сказал: принес себе самому. Его отправили на Большую землю. Дальше его судьбы не знаю. Просила написать, но весточки так и не получила. В то время номера полевых почт очень часто меняли - для секретности, письма цензура читала, мы не имели права писать, где находимся. Так у нас ничего и не вышло».

Всю войну прошла. После контузии как-то попала в госпиталь, некоторое время не могла говорить. Потом снова на Ленинградский фронт. А спустя месяц примерно приехал адъютант командира полка Кировской дивизии первого артиллерийского полка, где Вера служила, Владимир Иванович Павлов, ему нужны были дружинницы и машинистка - Миловидова с подружкой поехали с ним.

Регулировщицы синештанные

Их роту - 90 девчонок 1918 - 1921 годов рождения - привезли на Ладогу. Когда прибыли, увидели командира дивизии, который сидел на кочке и с удовольствием поедал вареное коровье вымя. Он распорядился вести девчат в уже натопленную баню. После мытья им дали мужское белье на завязках. Только из бани вышли - в нее угодил снаряд. «Я, между прочим, верю в судьбу», - признается Вера Ивановна.

Кировская дивизия была единственной, на бойцов которой были пошиты не привычные глазу зеленые, а синие брюки, и немцы кричали: «Эй, кировцы синештанные, сдавайтесь!» К тому же не сразу привезли сапоги, а те, что имелись в наличии, были не по размеру - на мужиков, очень большие.

Машины по Ладоге шли в очень сильные морозы - до 40 градусов, а один день - до 50. Ехала машина с ремесленниками - шинельки и фуражечки тоненькие, все до одного замерзли: ледяные, застывшие лица…

Девчата не знали, зачем их привезли на Ладогу, - никто с ними особо не разговаривал. Ленинградских было мало - в основном вологодские, малограмотные. Вере Ивановне запомнились частушки, которые они пели:

«Что вы девушки сидитё,/ Глаза вылупляетё,/ Вы, наверно, как и я,/ Ничего не знаетё./ По деревне мы пройдем,/ Что-нибудь наделаём,/ По поленнице развалим,/ По ребенку сделаём…»

Или:

«Полюбила офицера/ И ремень через плечо,/ Провожает он до дома/ И целует горячо».

«Но, ничего не скажешь, труженицами были», - отдает она должное вологодским фронтовичкам. Примерно 500 девчонок из Вологды привезли. Командиру полка доложили, что прибыло пополнение. Когда высыпали девчонки, он расстроился: «Что я с этим детским садом делать буду!» Но они хорошо работали.

Однажды им дали целых десять дней отдыха. Поселили в деревне Глушь и позволили ничего не делать, есть да пить, а девочки вологодские с утра до вечера плясали, отбивали чечетку. «Два прихлопа - три притопа», долбили ногами. Вера выходила на улицу: не могла это терпеть…

Девушки получали паек. Тем, кто курил, выдавали табак, а некурящим конфеты «подушечки». «Как сейчас помню командира роты – украинца, с круглыми глазами чернее ночи. Он мне строго так говорит: “Построй самосерок”! Построила я девчонок и докладываю: “Женский состав роты построен!” А он - девчонкам: “Ну что, самосерки”! Кого увижу с папиросой во рту, так дам по зубам, что дым из задницы пойдет!» Я тогда отличилась, выступила: “Товарищ старший лейтенант, почему вы так называете девочек?! Разве сами не курите?” Его глаза стали еще больше! Но уступил: “Хорошо, Миловидова, больше я их так называть их не буду!” - и никогда не называл!»

Летом строили на Ладоге пирсы и причалы - молоденькие девчонки носили тяжелые камни. Зимой регулировали движение - по сути, были проводниками на Дороге жизни. Самым страшным, как вспоминает Вера Ивановна, было, когда везли ленинградских детей. Машины по Ладоге шли в очень сильные морозы - до 40 градусов, а один день - до 50. Ехала машина с ремесленниками - шинельки и фуражечки тоненькие, все до одного замерзли: ледяные, застывшие лица…

Летом строили на Ладоге пирсы и причалы - молоденькие девчонки носили тяжелые камни. Зимой регулировали движение - по сути, были проводниками на Дороге жизни. 

Страшно было и когда машины уходили под лед, а фары долго еще горели.

Девчонки-регулировщицы на постах держали широкие доски. Если видели, что машина начинает уходить под лед, подкладывали доски, чтобы люди могли выйти на твердую поверхность. Однажды, уже после войны, нашелся умник, который Вере Ивановне сказал: «Подумаешь, стояли с флажком». А она только развела руками: «Мы флажками никогда не пользовались, они не были нам нужны - просто спасали людей, показывали, где твердый лед».

«У нас девушка Муза была маленького росточка. Показывает она машине путь, а та ее как-то бампером подцепила, а в руках у нашей Музы - фонарь “летучая мышь”. Кричи -– не кричи, водитель все равно не услышит. Боялась пошевелится, чтобы не свалиться и до берега добраться… На берегу тогда стоял командир батальона Мушкин и его заместитель Абрамов. Видят: идет машина с тремя фарами. Что за чертовщина, думают, откуда она такая странная! А это, оказывается, Муза приехала. Машины мы вели за собой. По первости шоферы нас слушаться не хотели, а потом поняли, что их спасение - в наших руках… На Дороге жизни нас слушался любой генерал», - не без гордости объяснила Вера Ивановна.

В ответ на мой рассказ об одном современном ладожском капитане, который сейчас поднимает полуторки со дна Ладоги и один раз обнаружили машину, груженную водкой, а потом боялись проверить, насколько она пригодна для пития, Вера Ивановна отреагировала мгновенно: «Конечно же, можно. И через сто лет ничего ей, горькой, не будет. Знаем мы их проверки!»

Вера и День Победы

Когда Кировская дивизия была расформирована, Миловидова попала в 136-й отдельный машиностроительный батальон. В день полного снятия блокады Ленинграда он находился за Ропшей, а Победу бойцы встретили в Прибалтике.

Занимались дорожными работами. По немцам стрелять не приходилось, хотя они (тридцать девчонок) были вооружены автоматами. На всю жизнь запомнила, как однажды пришлось прыгать в канаву с лягушками. Работали тогда в лесу. Командир по фамилии Огарев предупредил: «Затаитесь, идут бандеровцы, ввязываться в бой бессмысленно!» Затаились, лягушачья икра в сапоги набралась. Приготовили автоматы - на случай, если придется стрелять, но обошлось. Видно было только их ноги. Открывать огонь не стали, замерли, страшно стало только после…

В День Победы началась такая стрельба, что можно было оглохнуть. Мужчины менялись шапками, все плакали, пели, плясали, вспоминали погибших, радовались за живых.

С мужем Иваном Георгиевичем Роговым познакомилась во время войны, он тоже служил на Ладоге, на Дороге жизни. Он был командиром роты. После войны работал на заводе «Красный химик» и ее взял туда, и до пенсии Вера Ивановна была на этом предприятии, почитай, «главным человеком» - бухгалтером.

Мужа и сына Саши давно нет в живых. Рядом - дочь Галя, она кандидат технических наук, и внучка Наташа, которой уже 39 лет.

У Веры Ивановны Роговой медалей - полный конверт. Самая дорогая сердцу - «За оборону Ленинграда». Рассказала, как в 1943 году их давали: «Нас построили. Всем вручили, а меня не назвали. А со мной рядом подружка - Валя Трофимова, и она серьезно так говорит: “А тебе не хватило металла”. Как сказала так, у меня из глаз хлынули слезы. В Лаврово тогда работали, на лесозаводе - большой батальон. Вечером из батальона за мной пришла машина. Командование гуляло, меня привезли к ним и там вручили медаль, а один офицер исполнял в честь меня романсы».

«Моему правнуку Кирюше сейчас восемь лет, он мой любимый мальчик. Хорошо учится, занимается карате. О своей молодости, военном времени я ему не один раз уже рассказывала, интересуется. Смотрю на него и думаю: не дай бог - война! Такие молодые гибли! Дача у нас в памятных для меня местах - Ропше, там летом целые дни - вместе. Я-то сижу, а он наберет целые ладошки ягод и мне несет. Это и есть настоящее мирное счастье!»

Фото из личного архива Веры Ивановны Роговой

Материалы по теме
 
Человек города Человек города: Рита, фотограф, 17 лет Планируете ли вы посмотреть фильм «Матильда»?
Самое читаемое
Комментарии