Эстонские поисковики построили Front Line

Спустя время он стал председателем правления эстонского Военно-исторического объединения Front Line, а чуть позже - руководителем секции потомков при Таллинском обществе участников антигитлеровской коалиции Второй мировой войны. Андрей рассказал корреспонденту ОК-информ, что в поисковой работе по-настоящему радует и какие трудности приходится стоически преодолевать.

- Андрей, вы ведь не сразу создали и возглавили Front Line - сперва состояли рядовым членом другой аналогичной организации?

- Сначала, 16 лет назад, я вообще увлекся этим в одиночку. Ходил по местам боев, по захоронениям, смотрел, как этим занимаются другие. Пока не приобрел металлоискатель, думать о том, чтобы поднимать останки, не приходилось. А когда в конце 1990-х он у меня появился, почти сразу и случился первый подъем.

- Но ведь извлечь из земли останки мало, с ними надо что-то делать…

- Того бойца, которого я нашел, захоранивали гораздо позже, потому что тогда еще у меня не было представления, куда с находкой обращаться и что вообще с останками делать. То есть идеи, конечно, имелись, а вот возможности появились только когда познакомился с теми, кто всерьез занимается такой работой. Правда, тут не все однозначно. Есть ситуации, когда идущие в лес скрывали свои находки, а потом они появлялись в магазинах… И еще мне пришлось столкнуться с проблемой, когда бойцов находили, аккуратненько складывали, упаковывали в мешки и подхоранивали в определенное место. У тех, кто этим занимался, явно не было стремления их захоронить достойно. Это меня сильно задевало.

- Тогда-то и появилось желание создать собственную организацию?

- Да у меня же не было стремления становиться ее руководителем! Когда только организовывалась группа единомышленников, я всем говорил: «Да вы что, ребята?! Не хочу я! Вот старшиной-обозником - пожалуйста, готов, даже с радостью!» Но отказаться не получилось…

- Мне показалось, последнюю фразу вы произнесли с некоторым сожалением…

- Трудно сказать. Вы поймите, у Front Line очень большой объем работ - и поисковая деятельность, и сотрудничество с ветеранскими организациями, и уход за воинскими захоронениями. Кстати, я особенно горжусь тем, что мы восстановили и поменяли в Эстонии более 80 памятников, из них 54 - совместно с администрацией Ленобласти. Нам ведь довелось пять лет работать с Комитетом по молодежной политике при правительстве ЛО. Мы делали заявки на изготовление утраченных могильных плит - эту работу оплачивало правительство Ленинградской области, оставалось лишь перевезти плиты в Эстонию и установить.

- Эстонские власти вам не противодействовали?

- Не скажу, чтобы у нас было открытое противодействие, как в Литве или, скажем, в Латвии. Скорее, наоборот, во многих случаях Министерство обороны и Министерство культуры нам даже помогают. Имеются, конечно, определенные сложности на уровне восприятия некоторых чиновников, но нам удается более-менее с ними справляться. Кстати, мы впервые в истории Эстонии захоронили этнического эстонца-красноармейца, который погиб при обороне Керчи в 1942 году.

Крым тогда еще входил в состав Украины, и сначала останки были доставлены в Киев. Там во Дворце ветеранов прошла торжественная церемония передачи, причем присутствовали представители МИД Эстонии…

- Странно… Это же боец армии, которую в Прибалтике считают оккупационной, а на церемонии - дипломаты…

- Для нас то, что они не отказались прийти, стало определенного рода победой. Останки Артура Хоопа доставили в Петербург, оттуда - на юг Эстонии, где и подхоронили на кладбище к покоящейся там матери… К слову, на границе не возникло никаких проблем, а МИД Эстонии вообще выделил автобус, чтобы все, кто хотел, могли приехать из Таллина на захоронение. Был даже военный священник, капеллан, который по всей форме провел на кладбище службу. Вот и получается - и государство проявило уважение, и удалось показать людям, что все, может быть, не так плохо, как пытаются иногда показать.

- Население тоже относится к вам доброжелательно?

- Если обобщать, получится 50 на 50. Есть много примеров, когда 80-летние бабушки - скрюченные, с палочкой - ведут нас по лесу 2-3 километра, чтобы показать заброшенное захоронение. Но сталкиваемся, конечно, и с негативным отношением - от этого никуда не деться. Некоторые открытым текстом говорят: «Зачем вы тащите из леса косточки оккупантов? Кому это надо?»

- Сколько сегодня человек числится в вашей организации?

- Двадцать семь.

- И их средний возраст?

- 25+. С молодежью, к сожалению, большая проблема. Ее просто нет. И я не знаю, как с этим бороться…

- Все, кто работает с вами в Front Line, полностью разделяют ваши взгляды на отношение к делу?

- Есть, конечно же, люди, которые в поиске находятся по каким-то своим причинам, но перед своими ребятами я ставлю единственную задачу: каждый погибший солдат должен быть найден и упокоен с миром…