Вертолетные танцы над Онегой

Я очень боюсь летать. Летала только однажды из Петербурга в Самару, вспоминаю с содроганием. Какой-то непонятный малюсенький АН и это жуткое ощущение десяти километров под, простите, пятой точкой. Я сидела, прилипнув к иллюминатору, и напряженно вслушивалась в гул мотора. Мне казалось, что вот стоит мне отвлечься и перестать его контролировать, как все, упадем. Одним словом, я изо всех сил хранила жизни пассажиров. После этого полета я думала, что летать не полюблю никогда и ни при каких обстоятельствах.

Этой зимой случилась у меня командировка в Вологодскую область. Учебно-спасательный центр «Вытегра» на берегу Онежского озера праздновал День спасателя. Пробыв там два с половиной дня, журналисты собирались ехать домой, в Петербург, на микроавтобусе. В десять часов утра он уже стоял у входа в гостиницу, ждал. И вот мы погрузили свои вещи и сидели в салоне, когда вдруг оказалось, что нам дают до Питера вертолет.

У меня похолодела спина, когда я об этом узнала. Вообще-то я не трус. И с сорока метров прыгала с веревкой, и по Жигулевским горам лазила без страховки. Но почему-то, когда дело касается летающей техники, у меня сводит живот. И тут оказывается, что мне предстоит два с половиной часа полета. И не на самолете, который хоть и страшный, но все-таки сравнительно тихий, а на «вертушке» МИ-8, которая рычит, как Цербер.

К вертолетной площадке нас подвезли на машине. Вертолет стоял на снегу, тихий и неподвижный. Вокруг него сновали туда-сюда люди. Я позвонила другу, поделиться. Как-никак первый раз в первый МИ-8…

Нас попросили подождать в машине. И через несколько минут, поднимая клубы снежной пыли, вертолет начал медленно отрываться от земли. Со стороны мне казалось, что это дается ему с большим трудом. Было практически видно, как сила притяжения держит эту махину, изо всех сил рвущуюся вверх. Но вот вертолет поднялся на десяток метров и…начал танцевать.  

Он застывал на месте, разворачивался боком и качался из стороны в сторону. А потом вдруг зависал носом к земле, как будто кланялся. Зрелище было фантастическое! Еще минуту назад пугавшая своей неповоротливостью машина казалась совсем невесомой. Потом от командира звена Виктора Любименко я узнала, что такие «танцы» называются контрольным висением и выполняются перед каждым полетом.

Когда подходишь к вертолету с работающим винтом, тебя просто сдувает. Причем не столько ветром, сколько шумом. Быстро запрыгиваешь в вертолетное брюхо и садишься у иллюминатора. Сверху на тросе висят специальные наушники. Без них никуда – оглохнешь.

Пока я нахлобучивала наушники на голову, мы уже оторвались от земли. Мягко, почти не заметно. И вот внизу уже остался маяк, заснеженный берег Онеги… Мы летели над заледеневшим озером, безбрежным, покрытым морщинами трещин.

Первые пятнадцать минут полета было очень страшно. Я каждую секунду ждала, что гул двигателя затихнет, и мы, взрезав носом лед, камнем пойдем ко дну Онежского озера. Но качался розовый горизонт, проплывали под нами острова сосновых лесов, а винты работали себе, рассекая воздух. В какой-то момент я вдруг почувствовала такое бескрайнее доверие к этой большой и шумной машине! И в рокоте уловила определенный ритм, почти музыку. Размеренную и четкую, как метроном или механическое сердце.

После Онежского озера внизу под нами поплыли леса. Тонкие осиновые рощи, подсвеченные солнцем, сверху были похожи на пряди искрящихся на свету волос. А сосновый лес, припорошенный снегом, напоминал…шоколадный десерт со сливками. В какой-то момент по десерту пронеслись друг за другом два лося. Настоящих, не марципановых. Наверное, их вспугнул шум нашего вертолета.

Потом леса стали редеть. А над горизонтом, таким чистым над Онегой, заклубился серый смог. Приближался город. Только с высоты можно, действительно, осознать всю неестественность городской жизни. Петербург, как тонким тюлем, накрыт белесым мутным дымом. Внизу мы его не замечаем, но дышим им каждый день.

Два с половиной часа пронеслись, как двадцать минут. Вертолет сел аккурат в середину специально очерченного круга на площадке. И после того, как гул винтов смолк, я, снимая наушники, поняла, что мне будет его очень сильно не хватать. Вряд ли я после этого полета перестану бояться самолетов. Но вертолеты, эти скромные рабочие лошадки, теперь всегда будут вызывать только приятные воспоминания.        

- Во-первых, вертолет не надо было в этот раз обрабатывать, условия все соответствовали, он не обледеневший был. Утром мы его специальной печкой обогрели, обдули все, а лопасти обогреватели электрические. Контрольное висение выполняется, проверяется работоспособность всех органов управления. Этот вертолет в общей системе МЧС, дежурит по особым случаям, чрезвычайным ситуациям. Он может вылететь искать кого-то, перевозить пострадавших, многоцелевой. Максимум – 6000 метров. Основные полеты невысокие, 1000 метров. Командир звена Любименко Виктор Викторович.