Когда взрослые немного дети

Чем старше мы становимся, тем сложнее нам воспринимать красоту окружающего мира. Мы начинаем больше думать о работе, о своей роли в обществе и роли общества в нашей жизни. И столько всего наваливается на наши взрослые головы, что времени на то, чтобы постоять зимним утром и половить снежинки губами просто не остается. И даже в предновогоднюю неделю вместо того, чтобы радоваться снегу и пытаться почувствовать сказку в воздухе, мы носимся, как угорелые, по городу в поисках подарков коллегам/дальним родственникам/едва знакомым приятелям, которые об этих подарках забудут уже через минуту. Но, как же! Не комильфо не одарить вниманием Светлану Петровну или дядю Евлапмия!.. Формальность, скука, взрослость.

И только в редкие моменты духовного затишья мы, повзрослевшие, замираем и думаем: черт возьми, а ведь я упускаю что-то очень важное…

А водитель прибавляет громкость радио, желая, наверное, поделиться со всем миром своим восторгом от очередной песни про «ходки» и «пацанов».

Автобус на Петрозаводск, ясный, морозный и прозрачный зимний день. До Нового года – всего неделя. И если город шумит, бурлит и кричит о новогодних распродажах, за его пределами все замерло. Всего каких-то три часа, и вот уже мимо окон проносятся гладкие поля, ветер кружит по ним маленькие и невесомые снежные торнадо. И как бочонки, присыпанные мукой, разбросаны тут и там стога сена.

В салоне восемь взрослых. Они сидят, разморенные теплом машины, успокоенные ее гулом и мягким ходом, дремлют. Кто-то уткнулся в ридер. Кто-то слушает музыку. А водитель прибавляет громкость радио, желая, наверное, поделиться со всем миром своим восторгом от очередной песни про «ходки» и «пацанов». И никому дела нет до того, что вот кончился город, и начался другой мир. Белый, спокойный, не знающий суеты. Ели нависают над узкой дорогой, пытаясь лапами коснуться крыши автобуса. Вечернее солнце делает их стволы красными, они словно горят в невидимом огне. И снег вокруг них похож на густую сметану…

Пролетают мимо деревни, поселки. Деревянные дома ощетинились сосульками, того и гляди зарычат. Здесь тоже все замерло, лишь редкие жители, спрятав нос в воротник куртки, мерзнут на остановке в ожидании автобусов. Морозно, от их лиц вверх поднимается густой пар и, кажется, вот-вот застынет или рассыплется прямо в воздухе на тысячи мельчайших ледяных капель. Куда они, эти люди, в такой холод? К любимым, домой? Или за подарком дяде Евлампию?. Бедные, бедные взрослые. Оглянитесь, посмотрите, как уходит год, как мягко заканчивается один из последних его вечеров! Не глядят, смотрят в землю, матерятся на опаздывающий автобус.

Небо начинает гореть, как стволы сосен. Словно кто-то выдавил прямо в него яркие  масленые краски из тюбиков и размазал огромной ладонью. Даже страшно. Такая красота неба всегда немного пугает…

Все просто замерли. Как дети, смотрят на небо, на снег, на стога.

И тут в автобусе происходит какая-то незаметная глазу перемена. Сначала водитель выключает своих «пацанов». Потом толстый мужчина в кожаной кепке отрывает глаза от ридера, оглядывается, вздыхает, выключает свой девайс. Девушка на переднем сиденье вытаскивает из ушей пробки наушников. А пожилой человек с огромными, морщинистыми руками долго, старательно дышит на замерзшее окно, а потом ладонью расчищает себе иллюминатор, к которому приникает, как…ребенок.

И вот по мере того, как солнце садится все ниже и ниже, а небо становится все более ошеломляющим, возле каждого из восьмерых на промерзшем стекле появляется кружок-экран. У женщин – меньше, у мужчин – больше. Кто-то вдруг достает из сумки мандарины и, поворачиваясь в салон, предлагает всем угоститься. Сладкий запах, перемешиваясь с запахом бензина, щекочет ноздри. И хочется улыбаться.

И в этот момент, очищая мандарин и всматриваясь в свой «иллюминатор», никто в салоне не помнит о своих коллегах, обязанностях, формальных подарках. Все просто замерли. Как дети, смотрят на небо, на снег, на стога. Отпустила, пусть не надолго, взрослость. Увидели, вспомнили что-то важное, заулыбались. Ожили.