Общественным инициативам прописали долгий путь Общественным инициативам прописали долгий путь спецпроект
Санкт-Петербург погода в Петербурге
Доллар 92.26
Евро 99.71
Юань 1.27

«Не бывает атеистов в окопах под огнем»

 В последние годы в связи с ростом религиозных настроений и изменений в идеологии происходит переоценка роли церкви в истории Великой Отечественной войны. На волне этих изменений всплывают старые или формируются новые исторические мифы. Ничего страшного в этом нет. Общество всегда живет отчасти мифами о своем прошлом. Но когда они превращаются в догму или когда начинают наказывать за их отрицание, ситуация меняется кардинально.

«Общественный контроль» решил высказать свою позицию по темам, связанным с религиозной жизнью во время войны, но, чтобы не прослыть клеветниками, будем опираться в нашем небольшом цикле статей на работы не просто квалифицированных историков, а прямо-таки специалистов по истории церкви, церковью признаваемых, и даже иногда работающих в религиозных (православных) учебных заведениях. Их материалы публиковались в православных исторических сборниках.

Советское государство по сути своей было антирелигиозным и (особенно в первые десятилетия существования) предпринимало усилия по искоренению религии.

Мы не планируем разбирать подробно взаимоотношения государства и церкви как общественных институтов. Нам интересна жизнь простого человека - верующего и неверующего - на войне. Но без некоторых общих слов не обойтись.

Итак, несколько вводных. Советское государство по сути своей было антирелигиозным и (особенно в первые десятилетия существования) предпринимало усилия по искоренению религии. Это выразилось в закрытии и разрушении храмов, арестах и расстрелах священников (которые начались даже раньше, чем массовые репрессии в стране). Закрывались православные учебные заведения, общины, и тем более - любые религиозные секты и ответвления. Во всех власть видела врага. В большинстве случаев все обвинения не имели под собой оснований, но иногда действительно религиозные объединения выступали так или иначе против действующей «безбожной власти».

Второй важный момент: советские люди существовали к началу 40-х годов в атмосфере борьбы с религией. Особенно это касалось городского населения. Процент действительно неверующих, принципиальных коммунистов и комсомольцев, был высок (в частях народного ополчения, по некоторым данным, - до четверти). В такой ситуации и началась война.

Процент действительно неверующих, принципиальных коммунистов и комсомольцев, был высок (в частях народного ополчения, по некоторым данным, - до четверти). В такой ситуации и началась война.

В стране действовало (по оценкам М.В. Шкаровского) около 300 храмов, иногда еще встречалась цифра 125 (не считая тех церквей и монастырей, что находились на территории присоединенных накануне войны республик Балтии, Западной Украины и Белоруссии). В первые дни войны (и даже часы) развернулась волна репрессий, которая  была направлена на всех возможных недовольных, в том числе и на религиозных деятелей, верующих. Но, впрочем, она достаточно быстро стихла после однозначных заявлений церковного руководства о поддержке действующей власти.

Теперь о простом солдате. Если в жизни простого советского человека не было (с официальной точки зрения) места религии, то в жизни солдата Рабоче-крестьянской Красной Армии ее не могло быть по определению. В обязанности и командиров, и специальных органов в частях входило следить за боевым духом и не допускать подобных слабостей и отклонения от линии партии. Митинги, политзанятия, система возможных наказаний, опасность доносов - все ставило религиозную жизнь бойца вне пределов закона и нормы.

А. Ю. Безугольный, ведущий научный сотрудник Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба ВС РФ, отмечал, что ему не удалось обнаружить «ни одного свидетельства какой-либо поддержки армейскими воспитательными органами религиозных обращений, поступавших из тыла, и вообще сколько‑нибудь серьезного отношения к религиозности воинов Красной Армии».

Оказываясь на войне в экзистенциальной ситуации, на границе жизни и смерти, перед лицом смерти неминуемой или возможной каждый человек решал для себя оставаться ли верящим в идеалы коммунизма или обращаться к Богу.

Нет, мы не утверждаем, что религиозной жизни не было. Она могла быть тайной или личной. Оказываясь на войне в экзистенциальной ситуации, на границе жизни и смерти, перед лицом смерти неминуемой или возможной каждый человек решал для себя оставаться ли верящим в идеалы коммунизма или обращаться к Богу.

Приведем еще одну цитату из статьи серьезного исследователя Е.Ф. Кринко (из воспоминаний попавшей в Кировограде под жестокую вражескую бомбардировку медицинской сестры Е. С. Тюкиной): «Я сижу и трясусь вся и говорю: “Господи, помилуй! Господи, помилуй!”. Хотя я была атеистка, тогда были совсем другие дети, воспитаны в другом духе, а тут я: “Господи, помилуй! Господи, помилуй!”». Предельно четко ответил на вопрос о том, верил ли он в Бога, еще один фронтовик: «Нет. Но все верили, когда бомбят. В окопе лежишь: “Господи, пронеси, лишь бы не меня”. Вот тогда верили».

Если и были некоторые послабления для религиозных людей, то, во-первых, это всегда было личное решение командира (уважавшего ли право других на веру или просто желавшего сохранить в своей части боеспособного, пусть и верующего солдата). Во-вторых, судя по сохранившихся воспоминаниям, чаще всего таки послабления могли быть сделаны для представителей других верований - мусульман ли, иудеев. Так, есть воспоминания о разрешении (личном) молиться солдатам-евреям, входившим в прославленную Эфраимом Севелой Литовскую дивизию. Но ни о каких крестных ходах, «облетах Москвы с иконами» говорить не приходится.

Внешняя сторона религиозной жизни на протяжении всей Великой Отечественной войны оставалась под прямым запретом и не могла быть сколько-нибудь системной. Это определяется характером Советского государства.

После потепления отношений государства и церкви возможны были также некоторые послабления со стороны командиров, но только именно в части личного разрешения, опять же связанного с непониманием - как дальше действовать, потому что никаких директив по этому поводу не поступало и поступить не могло.

Если же обратиться к личному опыту автора, участвующего многие годы в археологических раскопках, то есть интересный и, с одной стороны, типичный, с другой  - не вполне случай. В 2007 году во время раскопок в Новгородской области были найдены останки бойца, захороненного прямо в вал старинного городища. В сохранившейся одежде был найден нательный крест, зашитый в воротничок гимнастерки. То есть крестик хранился тайно. Увы, как потом выяснилось, это было захоронение бойца, дезертировавшего с фронта, пойманного и расстрелянного на стрельбище (так тогда использовался вал) офицерами СМЕРШа. Мы не делаем обобщений и считаем, что вера помогала большинству, наоборот, быть более стойкими в борьбе с врагом. Однако ношение крестика тайком в воротнике - вполне характерно.

Подводя итог, можно отметить, что, вопреки множеству современных спекуляций, восходящих, как правило, к измышлениям непрофессионалов, внешняя сторона религиозной жизни на протяжении всей Великой Отечественной войны оставалась под прямым запретом и не могла быть сколько-нибудь системной. Это определяется характером Советского государства. Современные истории о широкой религиозности на фронте в такой ситуации необходимо признать своеобразной проекцией современности в прошлое.

В следующем материале мы рассмотрим религиозную жизнь блокадного Ленинграда.

Материалы по теме
 
Человек города Человек города: Иван, битмейкер, 20 лет Сколько стоит образование?
Самое читаемое
Комментарии