Манифеста: мы танцуем на обломках нашей общей цивилизации

В этом году «Манифеста» отмечает свое 20-летие. Впервые за историю биеннале в качестве страны проведения была выбрана Россия, стратегическим партнером - Санкт-Петербург, и случилось это во многом благодаря тому, что в 2014 году Государственный Эрмитаж, принимающий «Манифесту», отмечает свое 250-летие.

Продлится выставка до 31 октября, поэтому посмотреть все, что предлагает богатая программа биеннале, - абсолютно реально. Было бы желание. 

Основной площадкой «Манифесты 10» был выбран Главный штаб Эрмитажа - именно там выставлены инсталляции, арт-объекты, картины и фотографии. Мое внимание сразу же привлекла работа «Срез» швейцарского художника Томаса Хиршхорна, работающего с большими формами. Снимок этого объекта обошел все соцсети.  Зритель видит развалины пятиэтажного жилого дома, где в зияющие проемы верхних квартир с обычной петербургской обстановкой Хиршхорн повесил подлинники Малевича, Розановой, Филонова. Зрители гадают, почему эти картины находятся среди развалин? Искусство не погибает?

Работа вызывает противоречивые чувства. Поражает масштабами, но никак не восхищает - руины напоминают реальные обломки взорванных зданий в Луганске и Славянске, которые мы видим каждый день в интернете. Горе так близко, так неумолимо дышит нам в лицо, что воссоздавать все это в рамках художественного пространства кажется сегодня даже неуместным. 

Гораздо точнее передает настроение наших дней, на мой взгляд, работа Ильи и Эмилии Кабаковых «Красный вагон», давнее обретение Эрмитажа, которое также вошло в пространство «Манифесты». Люди видят реальный вагон советских времен, в котором на одной стене, как в окне, можно наблюдать яркое и красивое будущее, которого мы так и не достигли. А над вагоном лестница, уводящая в небо и одновременно в эпоху конструктивизма. Можно вспомнить сон Иакова из Ветхого Завета, в котором он увидел лестницу, соединяющую землю и небо, - как путь к подъему духовного уровня человека. Множество аллюзий, ностальгия и предчувствие иллюзорного счастья…

Зритель ожидает на «Манифесте» прорыва. Он жадно выискивает, переходя из зала в зал, с этажа на этаж, то, что его не просто удивит, а именно поразит и заразит новым взглядом на жизнь и мир. Он идет по выстроенным «подвалам», где живут виртуальные эрмитажные коты, сморит на полотнища Тимура Новикова, озадачивается у фотографий быта, будней киевского Майдана, изучает видео о Равноправии, смотрит фильмы с ироничным Мамышевым-Монро. Он пытается разобраться в эстетике фотопортретов одиноко брошенной одежды немца Вольфганга Тильманса - и все это ему наверняка кажется красивым на обновленных стенах Главного штаба.  Он ищет в огромной комнате появления Микки-Мауса, для которого предусмотрена освещенная норка внизу стены. Забавно, но не более того. Он находит москвича Павла Пепперштейна с его программной картиной о самоидентификации и взаимовлиянии наций в мире. Зритель продолжает рыскать в поисках удивления… И натыкаясь на залы с Матиссом, вдруг понимает, что лучшее и гениальное сказано и сделано сто с лишним лет назад. Современное искусство -  во всяком случае, его образцы в рамках «Манифесты» в Главном штабе Эрмитажа - это то, что несет размытое послание, неопределенную эстетику, не дает напора, не провоцирует на возмущение или отторжение.

Протеста и страсти куда больше ощущается на двух других больших площадках «Манифесты», где проходит ее параллельная программа: в здании Первого кадетского корпуса, у которого богатая история (в советские времена здесь располагалась Академия тыла и транспорта, а, к слову сказать, полтора века назад именно тут заседала редакционная комиссия по составлению манифеста крестьянской реформы), и в Музее стрит-арта, в восточной части действующего завода слоистых пластиков на шоссе Революции. Эти помещения будто сами диктуют характер и интонацию художественных объектов. В Кадетском корпусе обрушающиеся стены и перекрытия, остатки советской облицовочной плитки воспринимаются как наплывы истории, и главным рефреном звучит здесь тема разрушения, забвения, страхов прошлого, почти мертвого ожидания перемен. Сильное воздействие оказали лично на меня работы со старыми дверями - на обгорелых их частях выполнены барельефы фигурок людей из истории 50-70-летней давности. Рядом на стенах, несущих следы разрушения, - черно-белые фотографии из той, прежней, жизни… Яркий манифест выдвинул молодой петербургский художник Иван Плющ в своей инсталляции «Процесс прохождения»: красная ковровая дорожка под хрустальной люстрой тянется вверх и подхвачена новыми вихрями. Плющ соединил тем самым советскую и постсоветскую эпоху и будто любуется руинами времени. Иногда ты путаешь построенные объекты с тем, что давно присутствует в этих стенах. Скрученный пожарный шланг отлично рифмуется с обломками портиков в нише стены. А сохранившаяся под стеклом инструкция, как правильно носить ордена, прекрасно сочетается с витриной, где выставлены арт-объекты.

Музей стрит-арта тем в основном и хорош, что его высоченные краснокирпичные стены, колонны, подпирающие мощные перекрытия, трубы внушительной высоты и объема становятся основой для граффити. На мой взгляд, неважно, что здесь вообще нарисовано (а видела я не менее интересные композиции в том же Нью-Йорке и Сан-Франциско), главное - это гений места.

Ностальгия и разрушение, смакование обломков и руин - вот, пожалуй, главное направление, которым заняты актуальные художники. Недаром в Главном штабе среди авторов «Манифесты» - знаменитый Джакомо Пиранези, художник XVIII  века, воспевающий романтику разрушения Древнего Рима. Вот эта подсознательная тоска по величию времени сегодня диктует художникам направление их искусства. Все великое разрушается, неважно, с каким знаком это великое существовало. Современный человек растерян, потерян, он не знает, к чему ему сегодня стремиться, какие идеалы воспевать, каким богам молиться… Религиозные чувства подточены, идеологии нет, материальное, как выяснилось, не может быть основой жизни. Художнику остается тосковать по великим идеям. Потому он начинает воспевать разрушение того, от чего можно выстроить вектор любви к прошлому, или ненависти, или боли, памяти, мечты… 

Но если Пиранези воспевал разрушение великого Рима как европейской империи, то сегодня происходит «разрушение Рима» в масштабах цивилизации. Мы присутствуем при смене формации не в отдельно взятой стране или части суши - а на всей планете. И как следствие, возникает растерянность, наступает кризис идей, кризис в построении нового. 

«Манифеста 10» с ее опорой на любование разрушением - это и есть посыл начала XXI  века будущим поколениям. Мы танцуем на обломках нашей общей цивилизации. Есть надежда, что танец этот не будет слишком долгим и из обрушившихся идеалов и перепутанных маршрутов взрыхлится новая почва и вырастет свежая зелень. Во всяком случае, компост уже давно готов.