Пять писем Иосифу Бродскому о «полутора комнатах» и других петербургских делах

Письмо первое

Вы наверняка знаете, что в Фонтанном Доме расположился Ваш «американский кабинет». Да-да, тот самый, что был в Саут-Хедли. Помните, Вы говорили: «Наиболее отчетливое ощущение, что я нахожусь в своей естественной среде, я испытываю в Саут-Хедли, штат Массачусетс. Дом - это место, где тебе не задают лишних вопросов. Там никто их не задает, там никого нет, там только я». Ох, знали бы Вы, сколько теперь вопросов звучит в Вашем «кабинете», который переехал в Северную столицу! И о Вас, и о Ваших стихах, да много о чем… Но это хорошие вопросы. Их задают взрослые и дети, что приходят сюда на экскурсии.

Вы же знаете, что недавно в Петербург прибыла еще часть Ваших вещей? Здесь все с благодарностью и трепетом приняли дар Марии Соццани-Бродской, Вашей супруги. Постеры, чемодан, с которым Вы покинули СССР, томик стихов, что подарила Вам когда-то Анна Андреевна Ахматова. Еще дошла нам Ваша фляжка и мне, подмигнув, шепнули, что она совсем даже не пустая. И будильник-самолетик - ведь Вы так любили авиацию, и огромная жестяная банка из-под «Кока-колы» - бывшая корзиной для бумаг, и вольтеровское кресло фирмы Fairfield, и бюст Пушкина, и вышитое нитками на маленькой подушечке напоминание, что Вам с Вашим сердце совсем нельзя курить. А еще целая стена открыток, которые посылали родителям из разных стран.

На столе в Вашем «американском кабинете» стоит фотография родителей. Их так и не выпустили из страны, чтобы повидаться с сыном. 

Вы же знаете, что недавно в Петербург прибыла еще часть Ваших вещей из последней квартиры в Бруклине? Среди них - Ваша фляжка, и мне, подмигнув, шепнули, что она совсем даже не пустая. И будильник-самолетик - ведь Вы так любили авиацию, и огромная жестяная банка из-под Кока-Колы, бывшая корзиной для бумаг, и вольтеровское кресло фирмы Fairfield, и бюст Пушкина, и вышитое нитками на маленькой подушечке напоминание, что Вам с Вашим сердцем совсем нельзя курить.

А еще… целая стена открыток, которые Вы посылали родителям из разных стран. Они, наверное, так ждали этих писем, звонков, что раздавались в «полутора комнатах» в доме Мурузи.

«Полторы комнаты»… Об их судьбе надо рассказать Вам отдельно.

Письмо второе

Квартира 28 в доме Мурузи, что на углу Литейного проспекта и улицы Пестеля, давно и прочно связана с Вашим именем, Иосиф Александрович. О создании музея говорили видные и уважаемые деятели культуры. Отказывать им, конечно, не стали, но работа затянулась. Дайте-ка, вспомню… О музее заговорили в 1998, а сегодня на календаре… Впрочем, знаете, в начале года прозвучало железное обещание открыть двери музея в день Вашего рождения - 24 мая. Правда, Ирина Петровна Бородина - хранитель «Американского кабинета Иосифа Бродского» - оптимизма не разделяет. Вот что она мне сказала: «Дверь откроется, но полноценный музей появится позже. Там много проблем. Идет грандиозный ремонт. Квартира в очень плохом состоянии: когда обследовали помещение, обнаружили не один десяток грибков, сейчас там меняют балки. Подлинных вещей 24 мая не будет, а будут инсталляции и фото-проекции».

А еще из квартиры ни за какие блага не желает переезжать Ваша бывшая соседка Нина Васильевна Федорова. Сейчас с ней договорились, что ее комнату отгородят стеной и сделают отдельный выход в парадную. Но как дальше сложится - не знаю.

Все дары Марии Соццани-Бродской не удается выставить в маленьком помещении в музее Анны Ахматовой. Последний контейнер, который прибыл из Америки, весит около 700 кг! Ведь их надо изучить, описать, отреставрировать. Представляете, как придется потрудится сотрудникам музея? «Полторы комнаты» ждут и экспонатов, и гостей. Впрочем, за время ремонта квартиры вещи как раз приведут в порядок. Зато потом все они - большие и маленькие, в которых закодировано что-то важное, что-то Ваше, заполнят пространство квартиры, где Вы провели свою юность. И у них начнется совсем другая жизнь, другая прекрасная эпоха.

Письмо третье

Почему обстановка Вашего американского кабинета обосновалась в музее Анны Ахматовой? Хранители этого кабинета, которые трепетно относятся к Вашему наследию, говорят, что Вы были дружны с Анной Андреевной. Хоть и недолго. Именно Ахматова немало поспособствовала тому, чтобы литературная общественность здесь и за рубежом, отреагировала на преследования молодого поэта - Иосифа Бродского. «Какую биографию делают нашему рыжему!», - эту фразу Ахматовой цитируют по сей день. Как и запись суда, где Вас признали виновным в тунеядстве. Да и как не цитировать, скажем, свидетеля Логунова, заместителя директора Эрмитажа по хозяйственной части: «С Бродским я лично не знаком. Впервые я его встретил здесь, в суде. Так жить, как живет Бродский, больше нельзя». Или трубоукладчика УНР-20 Денисова, «тонкого» критика Вашей поэзии: «Я Бродского лично не знаю. Я знаком с ним по выступлениям нашей печати. Я выступаю как гражданин и представитель общественности. Я после выступления газеты возмущен работой Бродского. Я захотел познакомиться с его книгами. Пошел в библиотеку - нет его книг. Спрашивал знакомых, знают ли они такого? Нет, не знают». Десятки свидетелей, чьи слова вызвали бы смех до слез, если бы все это не грозило суровым приговором, который Вам не преминули назначить.

Анна Ахматова, Фрида Вигдорова, Лилия Чуковская и многие другие деятели культуры добились того, что ссылка длилась не пять, а около полутора лет. Вы почти не говорили об этом времени, не желали надевать венец мученика - и это, наверное, еще больше раздражало советскую власть, наблюдающую за Вами чрез зоркое око КГБ. А потом Вас просто выдворили из страны, в которую Вы больше не вернулись.

Может, поэтому музей так занимает умы многих людей, а Ваш «американский кабинет» почти всегда полон посетителей? Может, мы, все мы, пытаемся загладить какую-то общую вину, и все же вернуть на родину... Не Вас, конечно. Но память о Вас. Хотя, знаете, Иосиф Александрович, не думаю, что Вас здесь когда-нибудь забывали. А последнее время, уж простите мою фамильярность, поговаривают, что Вы… даже становитесь мейнстримом! Вот так.

Письмо четвертое

Модное слово «мейнстрим» у нас вошло в обиход не так давно. Чаще всего означает что-то, порожденное массовой культурой, властвующее над умами и сердцами в данный момент. Антонимами считаются «элитарная культура» и «андеграунд». Но в Вашем случае все три понятия так тесно переплетаются, что даже не знаешь, какой словарь брать в руки. Иосиф Бродский на пике моды! Интересно, что бы Вы сказали, проходя мимо афиш со своей фотографией или, скажем, на опен-эйре, где показывают Ваши любимые фильмы? На экскурсиях, где о Вас так много и интересно рассказывают? Тронул бы Вас мастер-класс для малышей, который назвали «Ангело-почтой» - как Вы когда-то свою переписку с маленькой девочкой, Настей Томашевской? Кстати, на эти письма меня вдохновил именно он. Улыбнулись бы Вы самоуверенным старшеклассникам, которые, решив принять участие в интеллектуальной игре, заново открывают для себя Америку, как когда-то открывали ее для себя Вы? Открывают они для себя и Россию, другую Россию, когда нельзя было ТАК писать и ТАК говорить. А Вы, Иосиф Александрович, писали и говорили.

Теперь пишем и говорим мы. Говорим о Вас.

Письмо пятое

Сколько всего подготовили к Вашей годовщине! Выставка по материалам рукописей РНБ, фотовыставка «Бродский в Стамбуле», презентация книги, где собраны посвящения Вам, фестиваль (только не удивляйтесь названию!) «Бродский-драйв» - музыкальный и театральный, между прочим. А в саду у Фонтанного Дома обещают показать всем желающим Ваши любимые фильмы… Впрочем, об этом я, кажется, уже говорила.

Я спросила у Ирины Петровны, знает ли она, как будут праздновать Вашу годовщину в Америке. Она сказала, что в «Русском самоваре» обязательно что-то устроят. Тот самый ресторан «Русский самовар», что Роман Каплан создавал вместе с Вами и Михаилом Барышниковым. А Вы отдали часть своей Нобелевской премии другу, чтобы бизнес не прогорел. А он не только не прогорел, но и превратился в нечто большее, чем бизнес, став центром русской культуры в Нью-Йорке.

В Венеции, которая была столь Вами любима, каждый Ваш День рождения устраивают что-то необыкновенное.

Вас помнит и любит весь мир. А Петербург трепетно принимает запоздалые приветы из Америки и наводит порядок в «полутора комнатах», куда Вы никогда не вернетесь. Или вернетесь, но уже в мыслях и чувствах совсем других людей, которые придут сюда.

Искренне Ваша Л.