Минута на размышление: почему Родина забыла своих героев

Пример - судьба одной из советских разведчиц, о которой Родина просто-напросто забыла. Прочно. Безжалостно. И, как казалось еще вчера, навсегда…

Ее зовут Людмила Григорьевна Ирошникова. 7 августа ей исполнится 98 лет. Она уже несколько лет не выходит из дома, дни напролет просиживая в стареньком кресле, стоящем напротив давно завешенного кружевной салфеткой телевизора. О ней все забыли. Лишь дважды в неделю, строго по расписанию, заходит сотрудник социальной службы. Заходит ненадолго. Аккуратно записывает в блокнот, что надо купить и сколько денег эта клиентка осталась должна за принесенные из аптеки баночки и коробочки с лекарствами. Ему не до разговоров. Да и о чем сотруднику таллинской соцслужбы вообще разговаривать с русскоязычной старухой, которая даже не знает имени нынешнего президента Эстонии?!

После его ухода она встает, осторожно, по стеночке, идет на кухню, чтобы разложить на полочках холодильника доставленные творожные сырки и упаковки полуфабрикатных котлет. Возвращается в гостиную. Смотрит на полуобрушившийся потолок. Думает. О чем? Как знать… Ждет. Но кого?.. Вспоминает. Что?..

Молчит. Всегда молчит. Потому что не с кем обмолвиться словом…

Так было еще пару недель назад, пока в таллинском Совете ветеранов совершенно случайно не узнали о женщине, которая была заслана НКВД в буржуазную Эстонию за несколько лет до того, как та стала частью СССР. Рассказали о прозябающей в нищете и безвестности живой легенде советской разведки ребятам-поисковикам из клуба Front Linе. Председатель организации Андрей Лазурин, не откладывая дела в долгий ящик, тут же отвез ей комплект самых необходимых лекарств, продуктовый набор и хотя и запоздавший, но традиционный подарок ко Дню Победы - 100 евро. Потом позвонил в Петербург, знакомому меценату Грачья Погосяну. Знал: обязательно поможет. Так у Людмилы Григорьевны появились ходунки. Словом, лед тронулся…

С места - в карьеру

Она до сих пор еще очень красива. Густая копна белоснежных волос. Выразительные, чуть тронутые старостью глаза. Глубокий, с легкой хрипотцой голос. И руки. Все еще изящные руки, взлетающие к вискам каждый раз, когда из груди вырывается саднящая душу фраза:

- Господи, что делать? Что мне делать?..

Разговор склеился далеко не сразу. Она не привыкла рассказывать о себе. Давал себя знать давний, но очень глубоко въевшийся в сознание запрет общаться с посторонними.

- Ну, что я вам могу рассказать? Про то, что было? Про комитет госбезопасности? Что ж… Они меня хапнули, когда я работала в Москве на мясокомбинате, лаборанткой. Вызвали. Прихожу - сидит в кабинете какая-то женщина. Посмотрела на меня, говорит: «Приступаете к работе завтра. И никаких “но”! Все понятно?» До сих пор не представляю, почему они выбрали именно меня…

Почему ее - в принципе, ясно. Молодая, очень красивая, комсомолка, пролетарского происхождения, но с хорошими манерами… То есть полный набор качеств, необходимых, чтобы выполнять особые задания, официально числясь сотрудницей советского Торгпредства в буржуазной тогда Эстонии.

Не забывается такое никогда

Работа была на первый взгляд несложная - принимать и расселять в номера специального гостевого дома высокопоставленных иностранных визитеров. О том, чем приходилось заниматься помимо этого, Людмила Григорьевна не рассказывает, отнекивается:

- Ох, голова, где моя голова… Я уже многое забыла, во многом запуталась.

И тут же бойко перескакивает на другую тему:

- Нам тогда запрещали ходить куда-то одним. Единственное, что разрешали - ненадолго забежать в маленькую лавочку, которая была в следующем доме от нашего посольства. И знаете, я ведь могла на две кроны купить кроме продуктов еще и килограмм шоколада! Вот такие были цены… А какие были продукты! Теперь таких в магазинах нет. Этот человек, социальный работник, приносит мне либо макароны с мясной подливкой, либо котлеты, о которые впору зубы сломать…Ну, так вот. А потом началась война. Торгпредство, конечно, закрыли, но мы оставались тут, в Таллине. Мой первый супруг, Валентин, продолжал работать ветврачом…

О том, чем конкретно они с мужем занимались под прикрытием ветеринарной клиники, Людмила Григорьевна тоже предпочитает не распространяться. Услышав вопрос, слегка вздрагивает, прикладывает руку к спине и начинает подробно объяснять свой жест:

- Я ведь сегодня опять всю ночь не спала. Такое ужасное состояние! Хоть бы меня в какую-нибудь больницу положили, проверили. Только ведь теперь даже вызвать скорую - проблема. А если и приезжают, все равно ничем не помогают…

Естественный отбор

Затянувшийся минут на десять рассказ о болях в пояснице хотя и вызывает сочувствие, но дает возможность додумать недосказанное. Судя по всему, эта семья занималась не только купированием собачьих хвостов и стерилизацией кошек. Иначе почему в 42-м, едва успев побросать в сумку какие-то вещи, они сорвались из Таллина и окольными путями были доставлены в Москву?..

- Приехали. Ни кола, ни двора, - продолжает Людмила Григорьевна. - Поселились в квартире какого-то человека, который уехал и почему-то не возвращался. Работать меня взяли на Главный почтамт. Там на втором этаже была большая комната, где за столами сидели по двое женщины, которые проверяли письма с фронта. Мы их все-все внимательно читали. Если кто-то рассказывал, где он находится, как себя ведут однополчане, какая в окопах обстановка, нужно было откладывать эти треугольнички в особый ящик. Что с ними потом делали - не знаю, врать не буду. А если попадалась какая-то информация попроще, нам было велено эти строчки просто жирно зачеркивать. И так я работала до тех пор, пока не стало известно, что Эстонию от фашистов полностью освободили. Тут меня снова вызвали и говорят: «Поезжайте обратно в Таллин!»

Сюжет для небольшого рассказа

Снова спешные сборы. Соседи вагону, поющие под гармошку. Усталость от духоты и людской скученности. Неизвестность - что ждет на новом месте, где поселят, к какому отделу прикрепят? И наконец Таллин, ставший совсем другим за эти два года…

- Меня назначили в наружку, и проработала я тут в общей сложности 14 лет без двух месяцев. Но город-то маленький, я примелькалась, оставаться здесь стало опасно. И однажды меня вызвало начальство. Начали предлагать Тарту, Пярну - разные города. Я удивилась, что не назначают, дают выбрать, сказала, что подумаю до завтра, и поехала на вокзал. Мы с моим напарником Рэпсоном получили в тот день задание сопровождать человека, который собирался махнуть из города. Я села в вагон, где ехал тот человек, а Рэпсон - в другой, в соседний. Доехали до станции, и этот мужчина, за которым мы наблюдали, возьми да и выйди из вагона. Я тоже. Обернулась, вижу в окно: Рэпсон сидит, с кем-то тра-ля-ля и не видит, что происходит.

В общем, делать нечего. Человек пошел быстрым шагом к лесу. Я - за ним. Иду, вспоминаю, как недавно на моих глазах в Кадриорге застрелили нашего начальника, Аверьянова. Думаю: так то ж было в городе, в парке, а тут-то вообще глухой лес…

И как быть? У ведь меня даже пистолета нет!

Нам ведь, женщинам, оружие на задании было не положено, поэтому нас и ставили в пару с мужчинами, им пистолеты выдавали. А Рэпсон так и остался в поезде…

Эх, теперь он уже давно умер. У меня ведь никого знакомых не осталось. Нам же было категорически запрещено заводить какие-то связи, поэтому сегодня - ни близких, ни друзей. Так вот и сижу теперь одна…

Да, так вот. Мужчина тот- юрк в какой-то страшноватый домишко. Я остановилась за деревьями - не заходить же туда за ним вслед! И тут слышу:

«Ты чего здесь делаешь?» И вижу: мой коллега, только из другого отдела. Он, оказывается, тут же был, только на другом задании. В общем, рассказала ему все как было. И он того человека из дома выволок и доставил в райотдел.

Вот за это задание я и получила медаль «За боевые заслуги». Но работать в органах больше не захотела, ушла. И, как видите, осталась у разбитого корыта…

Отдохнешь и ты…

Помимо этой награды разведчица, дослужившаяся до звания младшего лейтенанта, имеет медали «За оборону Москвы», «За победу над Германией» и орден Отечественной войны II степени, который, как известно, вручался только военнослужащим, особо отличившимся в боях с фашистами. За что и когда она его получила, Людмила Григорьевна рассказывать тоже не стала. Ограничилась фразой:

- Да вы знаете, считается, что мы делали обычную, нормальную работу. Ничем не отличались от всех остальных. Потому я сейчас и живу на мизерную эстонскую пенсию, с которой плачу за квартиру, за телефон, за свет и за эти чертовы дрова, без которых точно замерзну как собака…

Как ни странно, обиды на посольство РФ в Эстонии, ни разу за все эти годы не поздравившее ее даже с Днем Победы, в голосе Людмилы Григорьевны не прозвучало. Сомнительно, конечно, чтобы ее не было вообще. Но разведчики, как известно, умеют скрывать свои чувства и эмоции. Такая у них работа - служить своему Отечеству. Служить и верить в то, что Родина их не забудет…