1917. Лики власти - прошлой и будущей

Ленина обвинили в агентурной работе на Германию, газеты растиражировали это как сенсацию. Негодованию обывателя не было предела: 

- Эти агенты германского Генштаба, эта новая Вильгельмова шайка (сейчас бы сказали «пятая колонна». - Ред.) не лучше Алиски с супружником!

Предстояла жесткая борьба, следовало удалить ненужных политических игроков и задать определенные аксиомы, первая из которых: Россия будет республикой. Реставрации ни в каком виде не ожидается.

- Обосновались в Царском Селе со всем своим двором, а у немки прямой провод в Берлин, к немецкому кайзеру, по сию пору действует.

- В Крым, говорят, переведут муженька-то Алискина, там же дворцы у них, и матушка его уже в Ливадии…

В Крым, к матушке, Николай Александрович (теперь - без титулов - гражданин Романов) не попал.

Но предстояла жесткая борьба, следовало удалить ненужных политических игроков и задать определенные аксиомы, первая из которых: Россия будет республикой. Реставрации ни в каком виде не ожидается.

Дом в Тобольске

Весной временное правительство вело переговоры с Великобританией на предмет отправки семьи Романовых в туманы Альбиона. Однако дело не склеилось. Низложенный император оставался на месте, при нем двор - все под охраной солдат.

Оставлять символ ушедшей эпохи в пригороде Петрограда - неразумно: помимо того что это был бесхозный козырь в политической игре, его присутствие являлось мощным раздражителем для разных политических сил.

Члены Временного правительства обсуждали, что делать с экс-монархом. Оставлять символ ушедшей эпохи в пригороде Петрограда - неразумно: помимо того что это был бесхозный козырь в политической игре, его присутствие являлось мощным раздражителем для разных политических сил.

Керенский вспоминал: «Было решено (в секретном заседании) изыскать для переселения царской семьи какое-либо другое место, и все разрешение этого вопроса было поручено мне. В конце концов я остановился на Тобольске. Его особое географическое положение, ввиду его отдаленности от центра, не позволяло думать, что там возможны будут какие-либо стихийные эксцессы. Я, кроме того, знал, что там удобный губернаторский дом. На нем я и остановился. Первоначально я посылал в Тобольск комиссию. Они привезли хорошие сведения».

Бывший губернаторский дом в Тобольске состоял из 18 просторных комнат, имел водопровод, электрическое освещение. Переименованный после Февраля в «Дом свободы», он по иронии судьбы стал для бывшего самодержца местом заточения, пусть и достаточно комфортного.

Семья Романовых прибыла в Тобольск 6 августа на пароходе «Русь». С собой низложенные властители привезли почти 40 тонн вещей. Первую неделю жили в каютах на корабле - дом не был меблирован и прибран, его приводили в порядок.

До Тюмени добирались на поезде, далее - по воде.

Семья Романовых прибыла в Тобольск 6 августа на пароходе «Русь». На «Кормильце» - свита (45 человек) и охрана (337 солдат и 7 офицеров). С собой низложенные властители привезли почти 40 тонн вещей. Первую неделю жили в каютах на корабле - дом не был меблирован и прибран, его приводили в порядок.

Наконец жилье обустроили, и для Романовых наступили дни летнего досуга, не слишком обремененного заботами. Вот так Николай II описал их в дневнике: «16 августа. Отличный теплый день. Теперь каждое утро я пью чай со всеми детьми. Провели час времени в так называемом садике и большую часть дня на балконе, который весь день согревается солнцем. До чая провозились в садике, два часа на качелях и с костром».

В Тобольске царской семье предстояло пробыть до апреля следующего года и отсюда отправиться в Екатеринбург, к своему последнему месту жительства.

Шалаш в Разливе

Пока в «хвостах» возле лавок обсуждали предполагаемое перемещение семьи низложенного царя в Крым, тихо и незаметно состоялся другой отъезд, который также вызвал бы широкий интерес, стань о нем известно столичным обывателям. Ведь они читали газеты и, стало быть, знали, что «главарь экстремистов-большевиков Ленин» - германский шпион и властями выдан ордер на его арест, а его сообщники - Троцкий, Луначарский и другие - отправились (либо вот-вот должны были отправиться) в «Кресты».

Владимиру Ильичу и его сподвижнику Григорию Зиновьеву совсем не улыбалось составить компанию своим товарищам в застенках. Оптимальным решением стал отъезд; пунктом назначения был выбран Сестрорецк - город на Карельском перешейке в 30 километрах от Петрограда.

Но Владимиру Ильичу и его сподвижнику Григорию Зиновьеву совсем не улыбалось составить компанию своим товарищам в застенках. Оптимальным решением стал отъезд; пунктом назначения был выбран Сестрорецк - город на Карельском перешейке в 30 километрах от Петрограда.

Под опекой местного жителя, большевика Николая Емельянова, беглецы обосновались на берегу Сестрорецкого Разлива.

На арендованном Емельяновым участке был сооружен шалаш, где Ленин с Зиновьевым поселились под видом работяг-финнов, нанятых на время покоса и совершенно не говорящих по-русски.

Рядом с шалашом установили несколько чурок - большая служила письменным столом, маленькие - стульями. Это место прозвали «зеленым кабинетом»; здесь Ленин написал часть своей работы «Государство и революция» и к тому же тезисы к предстоявшему съезду своей партии, находившейся в тот момент в очень тяжелой ситуации.

Ленину и Зиновьеву совсем не улыбалось составить компанию своим товарищам в застенках. Оптимальным решением стал отъезд в Сестрорецк - город на Карельском перешейке в 30 километрах от Петрограда.

Хозяин с сыновьями следили, чтобы у обитателей шалаша имелось все необходимое, а также старались предупредить появление непрошеных гостей. Но были и желанные гости, которых принимали радушно.

Один из тогдашних посетителей Разлива - Александр Васильевич Шотман (партийные псевдонимы Берг, Горский) вспоминал:

«Перед тем, как ехать к тов. Ленину, я зашел в петербургский комитет большевиков, там, между прочим, гадали, где находится тов. Ленин. Тогда же, в беседе о дальнейшем развитии революции, тов. Лашевич сказал: “Вот посмотрите, т. Ленин будет в сентябре премьер-министром”.

Сидя у стога сена и сообщая Ленину и Зиновьеву петербургские новости, я передал им слова тов. Лашевича, на что тов. Ленин очень спокойно ответил: “В этом ничего нет удивительного”.

От такого ответа я, признаться, немного опешил и поглядел на него с изумлением. Заметив мое удивление, Владимир Ильич обстоятельно стал объяснять мне, как пойдет дальнейший ход развития русской революции.

Я очень жалею, что не изучил стенографии и не записал тогда все то, что он говорил. Но, вспоминая беседу на берегу залива, я убеждаюсь, что многое из того, что произошло после Октябрьской революции, Владимир Ильич еще тогда предвидел»… 

В ожидании будущего

Тем временем Ленина искали сотни полицейских агентов. Газетная истерия не утихала, а время покоса уходило, уступая охотничьему сезону. Для шпиков-информаторов всех мастей «лидер экстремистов» был лакомой добычей.

- Назначена награда, 200 тысяч рублей, - шушукались они. - И еще, говорят, можно убить при попытке к бегству. Только… ежели можно, то это, наверное, казакам? А нам? Я вот мужичка похожего видел давеча…

Газеты оказались закрыты. Казаков на улицах было больше, чем при царе. Все это, наряду с участившимися перебоями со снабжением, вызывало глухое недовольство не только в столице - в глубинке происходило то же самое.

Пришла пора подыскать Ленину более надежное убежище. Товарищи предложили переправить его в Финляндию. 9 августа, с поддельными документами, оформленными при помощи того же Емельянова, Владимир Ильич отбыл в Гельсингфорс под видом кочегара на паровозе, а приехав, разместился у… местного полицмейстера Густава Семеновича Ровио.

Будучи социал-демократом, тот всячески опекал гостя, покупал газеты, носил корреспонденцию и, помимо прочего, решал финансовый вопрос - менял имевшиеся у Ленина рубли на финские марки, что было тогда не так-то и просто.

«Ввиду непрерывного падения курса русских денег, - вспоминал Ровио, - банки в Гельсингфорсе меняли русские деньги только на десять марок одному лицу. У меня же в день на одни газеты расходовалось денег больше. Я обратился к своим товарищам в управлении и объяснил, что у меня есть от партии секретное поручение и мне нужно менять русские деньги на финские, для чего мне нужна их помощь. “После я вам объясню, и ваши имена будут занесены по этому случаю в историю”, - пошутил я в заключение, таким образом я смог пятерых товарищей сразу послать менять деньги, и “финансовый кризис” Владимира Ильича был благополучно разрешен»…

А тем временем в Петрограде лозунги «войны до победы» и «верности союзническому долгу» декларировались уже как официальная позиция Временного правительства. Совет рабочих и т.д. депутатов, лишившийся властных полномочий и принявший подчиненную позу, поддерживал Керенского во всем.

Газеты оказались закрыты. Казаков на улицах было больше, чем при царе. Все это, наряду с участившимися перебоями со снабжением, вызывало глухое недовольство не только в столице - в глубинке происходило то же самое.

В конце августа страну (и Керенского) ждал офицерский путч, который вернул большевиков в большую политику.